Узбекистан. Сердце Средней Азии, страна с богатейшей историей, культурным, архитектурным, социальным наследием средневековых империй, страна контрастов и разнообразия почти во всем – в природе, кухне, одежде, орнаментах, языке… Об Узбекистане написано и опубликовано так много, что вряд ли получится рассказать что-то действительно новое и оригинальное, да и мое путешествие было настолько коротким по времени и широким по охвату, что впечатления могут быть лишь поверхностными и отрывочными, поэтому ограничусь в этот раз именно такими отрывками, небольшими штрихами.
Ферганская долина
Безусловно, Ферганская долина – самое плодородное место современной Средней Азии и, наверное, именно по этой причине – самое густонаселенное. Огромное пространство плодородной земли, поделенное в свое время между тремя тогда республиками, а теперь – государствами, Узбекистаном, Таджикистаном и Киргизией так, чтобы «каждому досталось почти поровну», занятое хлопковыми и овощными полями, фруктовыми садами, разрезанное сотнями арыков и каналов. На каждом шагу – поселки, часто незаметно переходящие один в другой. Тут есть поговорка, что от Коканда (на западе долины) до Оша (на востоке) можно дойти по крышам, не спускаясь на землю – настолько освоен и обжит тут, в долине, какждый кусочек земли.
Закат над Ферганской долиной
Но Ферганская долина – это не только плоды, которые приносит земля. Здесь настоящее изобилие народных промыслов, множество мастеров, сохраняющих и поддерживающих традиционные, ручные методы работы, древние, отточенные за века, технологии.
Риштан, небольшой городок между Ферганой и Кокандом – «столица» узбекской керамики. Тут работают несколько известных мастеров, и в их домах-мастерских действуют «школы», где искусству керамики обучаются с детских лет. Каждая такая школа – это не школа в обычном понимании, сюда не ходят учиться на какое-то определенное количество лет: ученики живут здесь же, начиная «учебу» зачастую с вещей, не имеющих к керамике прямого отношения – они могут просто помогать в мастерской или по хозяйству. Постепенно ученики (возраст которых может быть, вообще говоря, почти любым, да и быть в статусе ученика можно хоть всю жизнь) переходят к освоению премудростей ремесла: обращению с гончарным кругом, приготовлением пигментов для росписи, росписью и обжигом… Здесь используют только натуральные пигменты, и этих пигментов всего три: оксид кобальта для ярко-синего цвета, оксид меди для «цвета морской волны» и оксид марганца, дающий коричневато-медный тон. Именно этими тремя красками и расписана вся настоящая риштанская керамика. Но один из главных секретов заключается в глазури, которой покрывают керамические изделия перед обжигом: как правило, риштанские мастера используют глазурь растительного происхождения, называемую «ишхор»: для нее во время цветения собирают специальное растение (русского названия у него нет, по-узбекски, если не ошибаюсь, оно называется gul’ob), золу от сжигания которого и используют для ишхора. Именно эта глазурь и придает настоящей риштанской керамике тот неповторимый вид, который сложно спутать с любой промышленной подделкой.
В керамической мастерской, Риштан
Еще один штрих: в керамических мастерских по всему Узбекистану языком общения является таджикский, а не узбекский. Объяснение этому достаточно простое – персидский язык, одним из вариантов которого является таджикский (наряду с фарси и дари), с давних времен был языком городского и образованного населения всей центральной Азии (которая была частью Персидской империи). До сих пор в Самарканде, Бухаре и Хиве (и в некоторых других городах) в обиходе у местного населения языки, предсталяющие собой смесь таджикского и узбекского и считающиеся диалектами именно персидского языка; носители узбекского из других регионов страны понимают местных жителей порой с трудом.
Шелковый промысел – еще одно древнее ремесло, сохраняемое и поддерживаемое в Ферганской долине. Мне удалось посетить в Маргилане частную шелковую фабрику, использующую в большинстве своем именно традиционные технологии работы с шелком – начиная с разматывания коконов шелкопряда на тончайшие нити и заканчивая работой на старых деревянных ткацких станках, практически не изменившихся по конструкции за многие сотни лет…
Разматывание шелковой нити из коконов шелкопряда, Маргилан
Здесь же, в Ферганской долине, сотни мастеров работают в других традиционных ремесленных отраслях – обработке металла, изготовлении ножей…
А чтобы хорошо работать, надо хорошо и вкусно есть) С этим в долине проблем нет, но особенно славится здешний плов, приготавливаемый из местного, больше нигде не растущего, сорта риса. Передать словами вкус невозможно, но это действительно стоит попробовать – в жаркий день, сидя в чайхане, в тени, у журчащего арыка, лучше всего – за дастарханом, а не на привычном нам стуле. В Узбекистане в тех чайханах, где делают хороший плов, есть специальные кухни для приготовления именно плова. Если чайхана большая, то на кухне может быть десяток одновременно задействованных казанов: плов тут – это гораздо больше, чем просто «национальное блюдо».
Кухня для готовки плова, поселок Уч-Арык, Ферганская долина
Ташкент
В Ташкенте я пробыл непозволительно мало – всего лишь один день. Этого хватило, чтобы почувствовать, что сюда надо обязательно вернуться и побыть здесь подольше.
Ташкент динамичный, в чем-то европейский, в чем-то совершенно азиатский, и, видимо, эта смесь и делает его привлекательным. Город, который в советское время (во многом за счет того, что во время войны сюда было эвакуировано множество культурных и научных учреждений) стал по-настоящему интернациональным и превратился в культурную столицу Средней Азии, в котором жили (и, хотя и в меньшем количестве, живут и сейчас) бок о бок узбеки, русские, немцы, армяне, евреи, корейцы, поляки, продолжает быть, возможно, самым космополитичным местом в нынешних странах Средней Азии.
Музыка на вечерних улицах, Ташкент
Конечно, тут много проблем, которые трудно уловить за один день, хотя некоторые бросаются в глаза, прежде всего – увлечение безвкусной официозной «современной архитектурой», обязательно с большим количеством золота, синими или зелеными зеркальными стеклами и унылой безликостью, что, впрочем, характерно для многих городов, и далеко не только в Средней Азии – этого и в Москве хватает. Как говорится, «вкус за деньги не купишь»… Зачем-то вырубают старые огромные платаны – их еще много, но, как говорят местные жители, уже не сравнить с тем, что было раньше. Люди пытаются протестовать (что вообще не очень характерно для здешней социальной и политической культуры) против вырубки, но платаны продолжают исчезать…
В Ташкенте есть очень много интересного, и мне удалось побывать в двух местах, которые сделали единственный день в городе прекрасным и незабываемым. Первое из них – рынок Чорсу, центральный и, наверное, самый главный в городе. Он по-восточному пестр и многоголосен, тут миллионы занимательных фотосюжетов – хотя большинство торговцев, если замечают, что их фотографируют, сразу отворачиваются и уходят из кадра, как я заметил, но по-настоящему прекрасны «обжорные ряды»: это место, где весь день прямо перед посетителями готовят вкуснейшую национальную еду, жарят шашлыки и кебабы (а кебаб из рубленого мяса в Узбекистане называют «молотый») – и тут же, позади прилавков с готовящейся едой, расставлены в крытых от солнца галереях столы, где все это можно съесть. Посетители меняются быстро – перекусил и пошел, между столами с невероятной ловкостью скользят «официантки», хотя это не то слово – девушки, рассаживающие приходящих за свободные столы, на бегу принимающие заказы и буквально за пять минут способные принести еду для компании из 20 человек. Кругом запахи и дымка от жарящегося и варящегося; кому-то такая обстановка, конечно, не по душе, а я считаю ее самой аутентичной и замечательной. Наверное, нет смысла говорить о том, что вся еда очень вкусная, и, кстати, стоит очень дешево.
В "обжорных рядах" на рынке Чорсу, Ташкент
А после такого обеда была прогулка по «ташкентской Венеции». От старого Ташкента после землетрясения 1966 года осталось немногое, но все же отдельные районы еще можно назвать «Старым Ташкентом». Один из этих районов, тянущийся вдоль канала Колькоуз (в Ташкенте нет никакой большой реки, но много каналов), и называют «Венецией». Это совершенно нетуристическое место, хотя оно находится буквально по соседству с комплексом Хаст-Имам, куда обязательно везут любую туристическую группу. Но потом туристы садятся в автобусы и уезжают, даже не узнав, какое прекрасное аутентичное место было совсем рядом)
"Ташкентская Венеция" на канале Колькоуз
В «ташкентской Венеции» немноголюдно, особенно в послеобеденное время, думаю, как и везде в жарких городах, тут есть своя «сиеста». Большинством встреченных мною были дети. Традиционные, со стенами из самана, одно-двухэтажные дома, скрывающие за неказистым внешним видом уютные дворики и зелень, кривые переулки, а главной «улицей» района служит сам канал и его набережные-тротуары. В некоторых местах дома стоят прямо у воды, и виды здесь, скорее, не венецианские, а (при определенном воображении) фламандские. Через канал (а он шириной метров 5 от силы) перекинуто множество мостиков – обычно представляющих собой просто бетонную плиту. На эти мостики и просто на тротуары, как говорят, жители иногда выставляют тандыры и пекут в них хлеб. Простая и спокойная жизнь.
Уличный футбол в "ташкентской Венеции"
Самарканд
Самарканд – город, понятный для обычного туриста: мавзолей Гур-Эмир, жемчужина центральноазиатской архитектуры, считается, что именно его формы вдохновили спустя пару веков строительство Тадж-Махала в индийской Агре: ведь правившая в северной Индии династия Великих моголов была потомками Тимура, для которого и его потомков и был построен Гур-Эмир. Потом, конечно, площадь Регистан, в середине дня, под палящим солнцем. Потом – комплекс Шахи-Зинда, впечатляющая вереница мавзолеев, многие из которых великолепно отделаны изразцами в зеленовато-синих тонах. Покажут остатки обсерватории Улугбека. На десерт – развалины мечети Биби-Ханум, самой большой в Средней Азии. Собственно, на этом Самарканд для большинства «обычных» туристов заканчивается, сил едва остается для осознания увиденного.
У мавзолеев Шахи-Зинда, Самарканд
А я пытался – за все тот же день с хвостиком, как и в Ташкенте – понять Самарканд как город. Не как бывшую столицу эмира Тимура, откуда он управлял своей огромной империей, былой блеск (да и не только блеск) которой пытается сделать своей визитной карточкой современное узбекское государство, не как набор открыток с архитектурными жемчужинами, а именно как живой город.
А сделать это непросто. Все же понимание города в Европе и в Азии бывает весьма разным. Для человека, привыкшего к аккуратной застройке европейских городов, к функциональности общественных пространств, к некоторой «логике», что ли, города, Самарканд – как будто и не город вовсе. Исторические памятники и остатки так называемого «русского города», кварталов, построенных уже царской администрацией города в конце 19 – начале 20 века на европейский и русский манер, перемежаются пустырями, кварталами традиционных домов; кажетися, что город теряет связность пространства… При этом, в отличие от многих городов центральной России, предсталяющих теперь, к сожалению, из себя одно сплошное отсутствие городской среды, набор пустырей и пыльных разбитых улиц с грустными панельными домами, в Самарканде чувствуется здоровый ритм жизни, город живет, и «разорванность» и мешанина его пространства, как кажется, ничуть не мешает жизни бурлить, а городу – восприниматься позитивно.
Дети играют на улицах Самарканда
И вообще, Самарканд выглядит совершенно по-иному, если не полениться встать рано утром, на рассвете, и прогуляться вдоль тех же памятников при совершенно другом освещении, при отсутствии толп (и вообще людей) на площади Регистан, увидеть Гур-Эмир на фоне гор (при прогулке пешком в городе появляются совершенно неожиданные ракурсы), посмотреть, как люди спешат на работу и как огромный, проложенный в конце 19 века тогда Абрамовский (по имени губернатора), а теперь Университетский бульвар начинает буквально кипеть от толпы студентов, спешащих в университет – возможно, именно обилие молодежи на улицах и делает город столь позитивным!
Гур-Эмир на рассвете, Самарканд
Бухара
Бухара в большей степени, чем Самарканд, произвела на меня впечатление связанного единым пространством города – возможно, потому что весь центр пока еще сохраняет средневековый восточный шарм, и архитектурные доминанты смотрятся в этом окружении более естественно. «Пока еще» – потому что, увы, в древней Бухаре полным ходом идет «реновация»: старый город сносят целыми кварталами, чтобы на их месте построить нечто одинаково-новодельное, не имеющее никакого отношения к исторической действительности, но, по-видимому, кажущееся кому-то сувенирно-туристическим лицом города; поговаривают (вполне однозначно), что этот «кто-то» – один небезызвестный российский олигарх узбекского происхождения. К сожалению, можно ожидать, что через пару-тройку лет большая часть исторического центра превратится в современные декорации, набитые сувенирными лавками (хотя сувенирных лавок тут и так, разумеется, полно).
В ожидании покупателя, Бухара
По Бухаре просто приятно гулять. Опять же, большинство туристов успевает пробежаться лишь основными маршрутами: посмотреть прекрасный архитектурный ансамбль Пои-Калян, который ночью и на рассвете показался мне чем-то напоминающим фантазии с картин Джорджо де Кирико, заглянуть в крепость Арк, потрясающую своими стенами и башнями, форма которых заставляет носителя европейской архитектурной культуры раскрывать рот, пройтись под переходящими один в другой древними торговыми куполами – их строили специально для того, чтобы комфортно вести торговлю даже днем, в самые жаркие часы.
Фантастические башни крепости Арк, Бухара
Но если сделать несколько шагов в сторону, туристов вы уже не увидите. Вам откроются кривые и пустынные, как правило, улочки старого города, с их глиняными стенами, старыми покосившимися резными дверями, дервянными столбами и развешенной на них паутиной проводов. Тут можно неожиданно найти огромное заброшенное медресе и развалины старых небольших мечетей. Тут безопасно, по крайней мере, именно ощущение безопасности было у меня, даже когда я гулял по лабиринтам этих улиц ночью.
В узких улочках старой Бухары
А еще Бухара славилась свое большой и древней еврейской общиной. Бухарские евреи жили компактно в нескольких кварталах на краю старого города, имели синагоги и говрили на бухарско-еврейском варианте самаркандско-бухарского диалекта персидского (или таджикского, что по сути одно и то же) языка. Но после распада СССР подавляющее большинство бухарских евреев разъехалось: кто в Израиль, кто в США и Канаду или в другие страны. Увы, в целом и язык, и культуру этой интересной этноконфессиональной группы теперь можно считать практически вымершими… Пока еще сохраняются остатки материальной культуры бухарских евреев – их дома, которые в большинстве своем (как говорят) сохраняются новыми владельцами в прежнем виде. В некоторых из них устраивают мероприятия для туристов, например, мастер-классы по приготовлению (с последующим поеданием, разумеется!) плова. Аккуратные, но неказистые снаружи дома оказываются внутри просторными жилищами, с большими внутренними дворами и богатой отделкой интерьеров. Улицы в этих кварталах аккуратно замощены (что совсем не правило в других частях старого города), двери домов украшены резьбой и металлическими деталями. Пока все это сохраняется, и надо спешить побывать тут и прикоснуться к сохраненным остаткам пришедшей из глубины веков культуры…
Во внутреннем дворике одного из домов бухарских евреев
Хива
Хива, казалось бы, продолжает цепочку древних городов, Самарканда и Бухары. Но Хива все же другая: это – Хорезм, который, до прихода монгольских орд, сам был главным и самым большим государством Центральной Азии. Здесь другая керамика, другие орнаменты, здесь другая кухня, и плов здесь другой, а курт здесь сыщешь разве что днем с огнем…
В расположенной посреди пустыни, в центре огромного Хорезмского оазиса Хиве даже климат другой: в конце сентября ночные температуры опускаются почти до нуля, да и днем яркое солнце не прогревает воздух даже до двадцати градусов.
Закат над крепостью Ичан-Кала, Хива
Для туриста Хива – это на все 100 процентов город, лежащий внутри крепости Ичан-Кала – огромного прямоугольника глинобитных стен толщиной 5-6 метров. Периметр крепости – более 6 километров, и через каждые тридцать метров из стены выступают круглые башни. До Хивы пока еще не добралась рука современных реноваторов: стена местами выглядит разрушающейся, практически весь город внутри стен построен из самана – смеси глины с соломой, отчего на улицах всегда пыльно. Как и в Бухаре, тут достаточно сделать пару шагов в сторону от стандартных туристических улиц, и можно оказаться в лабиринте пустынных улиц, посреди глиняных стен одноэтажных жилых домов, где вдруг во дворе может быть мини-мавзолей, а на стене крепости в беспорядке раскиданы мазары – надгоробия мусульманских «святых».
На улицах Хивы
Рядом с Хивой несет свои воды туда, где раньше было Аральское море, Амударья, великая среднеазиатская река, сильно обмелевшая и уменьшившаяся из-за отбора воды для орошения хлопковых полей еще в советское время, хотя и сейчас река производит впечатление, ведь течет она фактически посреди пустыни. Близость Амударьи – причина, по которой в Хиве много рыбы. Утром, когда на центральный рынок, расположенный у ворот крепости, привозят свежий улов, у рыбного павильона больше всего народу.
Амударья в районе Хивы
Там, где было Аральское море
Преодолев несколько сотен километров (и столько же обратно), мы сделали вылазку из Хивы через Нукус – столицу Каракалпакии – в Муйнак, поселок, когда-то стоявший на самом берегу Аральского моря.
Поселок Муйнак
Нукус – город современный, никаких особых туристических мест притяжения не предлагающий, за исключением одного, весьма специфического, но кажущегося совершенно невероятным в этих местах: тут находится прекрасная и богатейшая художественная галерея, одно из лучших собраний авангардной (и не только) советской живописи 20х – 70х годов XX века. Ее создатель, художник, этнограф и коллекционер Игорь Савицкий, переехавший в свое время из Москвы в очаровавшую его Среднюю Азию, в Нукус, сумел собрать одну из наиболее полных коллекций изобразительного искусства русского и туркестанского авангарда, одну из наиболее значимых коллекций декоративно-прикладного искусства Каракалпакии и уникальную коллекцию археологических экспонатов Древнего Хорезма. “Музей искусств”, как ныне называется эта экспозиция, называют “Лувром в пустыне”, и не зря – это безусловно лучшая художественная коллекция в центральной Азии. Если живопись и графика вам не чужды, есть смысл доехать до Нукуса.
А теперь к Аральскому морю – точнее, к тем местам, где оно плескалось еще в 60х и начале 70х. Грустную историю Арала знают, думаю, практически все. Отчего море сжалось до нынешних размеров – не знает в точности никто, теорий множество. Теперь с высокого обрыва в Муйнаке, бывшего когда-то берегом, видна уходящая за горизонт абсолютно плоская пустыня, заросшая саксаулом и верблюжьей колючкой. Здесь же, под обрвыом – известное “кладбище кораблей” – с десяток остовов рыболовецких судов, навсегда “пришвартованных” на дне бывшего моря. Когда здесь была вода, Муйнак был процветающим поселком, с рыбным портом и консервным заводом, теперь тоже заброшенным.
Здесь было Аральское море: кладбище кораблей в Муйнаке
А море еще есть, говорят, уровень оставшейся части Арала стабилизировался, и хочется мне в обозримом будущем до него доехать, а заодно покататься на внедорожнике оп пустынным “направлениям” Каракалпакии, где на горных плато сохранились руины древних городов и крепостей…
Но главное мое впечатление от Узбекистана, о котором я больше всего думал, когда писал этот текст, но чуть не забыл им поделиться – это страна прекрасных людей, трудолюбивых, веселых и никогда не отчаивающихся, верящих (иногда очень наивно) в лучшее будущее, несмотря на все трудности и неурядицы. Езжайте в Узбекистан, и вы обязательно в этом убедитесь!
Путешествие в Узбекистан было организовано и проведено клубом COLOR TRIP CLUB